Эволюционирование концепта «женщина» во французской фразеологии 

 

Кургузёнкова Ж.В. - ассистент кафедры иностранных языков филологического факультета

Российского Университета Дружбы Народов (РУДН)

Источник статьи: Кургузёнкова Ж.В. Эволюционирование концепта "Женщина" во французской фразеологии // Аспирант и соискатель. М., 2004. - № 5.- С. 287-292.

 

         Происходящие в современном мире политические и социально-экономические преобразования привели к радикальным изменениям способов и форм существования многих народов, к качественной перестройке их ценностных ориентаций. При все возрастающем воздействии  общества на окружающий мир становится жизненно важной разработка лингвокультурологической проблематики, более разнообразный подход к изучению этнопсихологии, в частности к разработке понятия «национальный характер».

В последние десятилетия появились многочисленные работы, в которых выявляются и исследуются факты отражения в языке культурной специфики народа, а также обсуждаются структура личности, принципы классификации, типологии личностей, роль потребностей и ценностных ориентаций (Верещагин Е.М., Костомаров В.Г., Леонтьев А.А.,  Арутюнова Н.Д., Степанов Ю.С., Телия В.Н., Караулов Ю.Н., Апресян Ю.Д., Тер-Минасова С.Г., Вежбицкая А., Назарян А.Г., Черданцева Т.З., Воробьев В.В., Серебренников Б.А., Залевская А.А., Стернин И.А., Кобозева И.М., Кубрякова Е.С., Мокиенко В.М., Гвоздарев Ю.А., Диброва Е.И., Аксамитов А.С., Каплуненко А.Д., Гачев Г., Полякова А.А. и др.). Все важнейшие достижения отечественных и зарубежных филологов в области связи языка и культуры базируются на аксиоме «язык есть зеркало культуры», в нем отражаются не только реальные условия жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, картина мира. Следовательно, язык дает возможность придти к пониманию национального характера другого народа. В сложной системе языковых единиц и средств существует совокупность маркеров, которые являются носителями и источниками национально-культурной информации и ярче всего отражают национально-культурную специфику данного народа. И особую роль в этой трансляции культурно-национального самосознания народа и его идентификации как таковой играет, в частности, фразеологический состав языка, так как в образном содержании его единиц  воплощено культурно-национальное мировидение. Но только при соотнесении самого этого образного содержания с категориями, концептами, мифологемами, стереотипами и эталонами национальной культуры и его интерпретации в этом пространстве материальной, социальной или духовной культуры открывается и культурно значимый смысл самого образа. Фразеологизмы сами обретают роль культурных стереотипов.

Национальное своеобразие личности состоит прежде всего в неповторимом сочетании общих для всех наций и народов элементов, в комбинации системы отношений и ценностей, составляющих национальный характер. Под национальным характером, вслед за Фирсовой Н.М., мы понимаем «совокупность национальных психологических черт, менталитета, национальных традиций и обычаев, сформировавшихся под влиянием климатических и географических факторов, особенностей исторического развития, религии данной нации и проявляющихся в специфике её национальной культуры, в языке и коммуникативном поведении народа» (Фирсова, 2003, 132).

Анализ семантической структуры фразеологизмов с культурным компонентом значения, предпринятый в этой статье, показал, что изучение коннотативного значения в семантике фразеологических единиц (далее ФЕ) с культурным компонентом должно быть выдвинуто на первый план, т.к. лишь через изучение этого образа мы можем проникнуть в культуру страны изучаемого языка и в особенности национального характера его носителей, подойти к изучению ФЕ с точки зрения  их связи с культурой народа-носителя языка. Выделение национально-культурного компонента значения фразеологизма и определение его лингвистического статуса дает возможность исследовать ФЕ в плане отражения в них национально-культурных особенностей общественной и духовной жизни народа, показать, что в семантике фразеологизма в силу его многокомпонентности значительно в большей степени, чем в семантике отдельного слова, участвуют экстралингвистические факторы, передающие специфику самых различных отраслей человеческой деятельности и социально-культурных отношений в обществе.

Лингвокульторологический аспект исследования позволяет выделить в ФЕ национально-культурный фон, являющийся хранилищем и источником информации о национальной культуре. А привлечение в исследовании родного языка дает возможность ответить на вопрос, как и в чем проявляется национальное своеобразие фразеологизмов, установить их положительные и отрицательные коннотации, вскрыть исходную мотивированность, выявить системные связи фразеологизмов, их семантические, стилистические и грамматические свойства и коммуникативные функции в высказывании.

Наше исследование было проведено на материале французского языка и позволило установить следующую закономерность, что среди наиболее частотных по тематике ФЕ выделяются те, которые связаны с такими жизненными ценностями француза, как: бережливость; гурманство; поклонение Бахусу; галантность, куртуазность; эпикурейство (результат сплошной выборки ФЕ из следующих словарей: «Французско-русский фразеологический словарь» под редакцией Л.И.Рецкера – М., 1963; «Новый французско-русский словарь» под редакцией  В.Г. Гака, К.А. Ганшиной – М., 1997; «Dictionnaire des Expressions et Locutions Figurées» par Alain Rey – Paris, 2002).

Выделенные на основе анализа ФЕ черты ментальности позволяют рассматривать их в качестве ценностных ориентаций представителей данного народа.

В данной статье нам бы хотелось остановиться на рассмотрении такой отличительной черты национального характера французов как куртуазность.

По словам Сальвадора де Мадарьяги, «любовь во Франции не встречает никаких препятствий при движении по откровенно гедонистическому пути. В коллективной сфере все эти тенденции удачно гармонируют с тенденцией к моральной терпимости, присущей французскому народу» (Мадарьяга, 2003, 188). Мы полностью разделяем вышеприведенную точку зрения. Однако открытым остается вопрос: «Распространяется ли моральная терпимость французской нации в равной степени на мужчин и на женщин? И нет ли различий в критериях оценки сходного поведения представителей обоих полов?»

                   Важное место в системе ценностей любого общества занимает отношение к женщине. Во Франции оно эволюционировало вместе с обществом.

                   Средневековая Франция была родиной идеала куртуазного служения прекрасной даме, воспетого трубадурами и труверами. Со времен Ренессанса и Просвещения французские женщины высшего общества стали судьями и вдохновительницами культурной жизни страны. Двор Маргариты Наваррской или салон мадам Рекамье явились прообразами  литературных салонов, где до наших дней безраздельно царствует хозяйка дома.

         В аристократическом обществе женщины получали образование и участвовали в светских увеселениях, их окружали знаками почтения и внимания. Король Людовик ХIV снимал шляпу перед всеми женщинами, а из мужчин – только перед принцами крови. Галантность, «куртуазность» считались неотъемлемыми признаками хорошо воспитанного человека.

Сегодня женщины во Франции требуют такой же, как у мужчин, зарплаты, возможности занимать высокооплачиваемые должности наравне с мужчинами и равных с ними возможностей в плане образования и профессионального роста. Однако, как показал собранный нами фактический материал, отношение общества к «вольному» поведению женщины во многом осталось прежним.   

Рамки этой статьи не позволяют привести весь материал данной тематики, поэтому  ограничимся наиболее яркими с точки зрения наличия культурного компонента значения ФЕ группы «Любовь и эротика в номинации французских женщин». На основании изученных примеров, можно сделать вывод о том, что языковым средствам, номинирующим поведение женщины с целью привлечения внимания мужчины присуща отрицательная эмоциональная коннотация (женское поведение такого рода – это некий переход определённых норм и границ, установленных в обществе, отсюда, как правило, появление иронии при их характеристики или откровенного порицания). Проиллюстрируем все вышесказанное на примерах.

ФЕ, номинирующие «женщин лёгкого поведения»

Внутри данной подгруппы ФЕ, номинирующие «женщин лёгкого поведения» также дифференцированны по возрастному признаку. В нашей классификации будут рассмотрены способы номинации лиц молодого и среднего возраста, а также  отдельно характеризующие лиц пожилого возраста.

Анализ способов номинации «женщины лёгкого поведения» во французском и русском языках проведен нами как в плане синхронии, так и в плане диахронии.

В христианизированной русской культуре утвердился стереотип женщины-домоседки и «вольное» поведение женщины воспринимается русскими как нарушающее нравственные каноны, о чём свидетельствуют многие «жёсткие» идиомы (Телия, 1996, 264). И действительно, все способы номинации «женщин легкого поведения» отнесены в русском языке к разряду ненормативной лексики: шлюха (груб.-прост.); лярва (груб.-прост.); курва (вульг.), шкура (груб.-прост.) и т.д. Как отмечает в своем исследовании Ю.С.Степанов: «Семейная жизнь на Руси, отнюдь не рыцарского – даже в высших слоях общества – характера. В ней не было ничего подобного любовным подвигам трубадуров, труверов и миннезингеров» (2001, 413). Следовательно, в русском языке единицы этой тематики отличаются яркой стилистической и эмоциональной маркированностью, т.к. они принадлежат к пласту ненормативной лексики.

Французскому менталитету присуща большая толерантность в данных вопросах. О любовных авантюрах во Франции принято говорить как о «petit péché mignon» (букв. – маленький миленький грешок, т.о. понятие греха “péché” сопровождается эпитетами: “petit” - маленький и “mignon” – миленький, что совершенно сглаживает эффект греховности). О том, что французы не отличаются пуританством в вопросах любви, свидетельствуют не только ФЕ данной подгруппы, но и литературный эпос Франции, так например, в народной лирике XIII века во Франции господствуют «ронделеты» и «баллады», воспевающие любовь-адюльтер, когда женщина и её любовник обманывают и высмеивают ревнивого мужа (Ю.С.Степанов, 2001, 411). Историки литературы  восстановили модель куртуазной любви по сохранившимся  поэтическим текстам того времени. Модель проста: в центре ее находится замужняя женщина, «дама». Неженатый мужчина, «юноша», обращает на нее внимание и загорается желанием. Отныне, пораженный любовью (любовь означала тогда исключительно плотское влечение), он думает только о том, чтобы овладеть этой женщиной. Для достижения цели мужчина делает вид, что подчиняется во всем своей избраннице. Дама – жена сеньора, нередко того, которому он служит, она – хозяйка дома, где он работает, и в силу этого является его госпожой. Мужчина, однако, всячески подчеркивает свое подчинение. Он, как вассал, встает на колени, он отдает себя, свою свободу в дар избраннице. Женщина может принять или отклонить этот дар. Если она, позволив себе увлечься словами, принимает его, она более не свободна, так как по законам той эпохи никакой дар не может остаться без вознаграждения. Правила куртуазной любви, воспроизводящие условия вассального контракта, по которому сеньор обязан вассалу теми же услугами, что получил от него, требуют от избранницы, в конце концов, предаться тому, кто принес себя ей в дар. Достоин восхищения был тот, кто добивался взаимности женщины своего круга. Символический подвиг заключался в том, чтобы покорить жену брата, дяди или сеньора, нарушив самые строгие запреты, так как к верности жен (наряду со способностью их к деторождению) предъявлялись жесткие требования: от этого зависела правильность наследования. Двор был тем местом, где особенно процветала охота за благородными женщинами (Дюби, 90 – 95).  Следует также отметить, что в те времена морально-нравственные каноны поведения были одинаковы как для мужчин, так и для женщин. Этот факт подтверждают две ФЕ, появление которых в речи специалисты-фразеологи относят к XVI веку (Duneton, 1990, 866):

·        homme de mauvaise vie                        альфонс

     (букв. - мужчина, ведущий плохую жизнь)                        

·        femme  de mauvaise vie                        особа лёгкого поведения

     (букв. - женщина, ведущая плохую жизнь)

Однако из двух вышеприведенных ФЕ до наших дней дошла только вторая, а первая вышла из употребления к концу XVII века, когда наметились заметные перемены в общественной морали. Подобная свобода нравов продолжала царить во французском обществе до XVII века, о чём свидетельствует ФЕ того времени:

·        femme de composition facile (arch.)      легкомысленная женщина 

     (букв. - дама лёгкая в обхождении)

Толерантное отношение общества к свободному поведению женщины во Франции того времени подтверждается выбором лексических единиц для их наименования. Если проанализировать элементарные смыслы всех компонентов вышеприведённой единицы, то мы не найдём в её составе ни одной семы с ярко выраженным негативным стилистическим значением.

Позднее во французском обществе произошли коренные изменения во взглядах на сексуальную свободу мужчины и женщины.

Изменения в сторону ужесточения правил поведения, предписиваемых женщине французским обществом, наложило свой отпечаток и на лексику языка, в частности фразеологию. Появляются ФЕ с явно выраженным пейоративным стилистическим значением. Проследить это языковое явление можно на примере синонимического ряда ФЕ со значением «куртизанка», где ведущим компонентом является лексема  «marchande» (продавщица, торговка), которая придаёт всем ФЕ пренебрежительный оттенок значения: «marchande d’amour» (букв. - продавщица любви) / «marchande d’illusions» (букв. - продавщица иллюзий) / «marchande de plaisir» (букв. - продавщица удовольствий) / «marchande de sourires» (букв. продавщица улыбок).

Приведём ещё один пример, появление которого Клод Дюнетон (Le Bouquet des Expressions Imagées, 1990, 205) относит к началу XIX века. Нижеприведенная ФЕ наглядно иллюстрирует изменение общественного мнения в вопросах морали:

·        femme de petite vertu                              особа легкого поведения

    (букв. - женщина малой добродетели)

Эффект негативного отношения усиливает эпитет «petite» (маленький) перед постпозитивным предложным  определением «vertu» (добродетель). Наличие этого явно оценочного компонента в составе данной ФЕ, который в целях эвфемизации иногда заменялся на «moyenne», подчёркивает факт того, что в отношении общества к вопросам морали  произошли изменения. Понятие «vertu» не является более относительным, которое можно рассматривать с точки зрения «petite» или «moyenne», добродетель может быть только абсолютной (grande / absolue).

Вышеприведённые примеры ясно демонстрируют подход картезианского французского ума к номинации женщин самой древней профессии. Русскому менталитету при всей его нетерпимости к подобным вещам присуще чувство глубочайшей стыдливости в определении всего, что связано с физической стороной любви, т.к. целомудрие – «концептуализированный мотив» русской культуры, а французской жизни свойственен эротизм  (Ю.С. Степанов, 2001, 412). Поэтому в нормативном языке наблюдается интересное кроскультурное  смещение: французы, будучи толерантной и куртуазной нацией, весьма чётко номинируют любые понятия, руководствуясь своим картезианским складом ума; а русские, будучи весьма строгой нацией в вопросах морали, стыдливо накидывают покров образности в обозначении многих понятий, относящихся к данной тематике.

В эту же подгруппу также отнесены ФЕ, обозначающие уже немолодых, но влюбчивых женщин. Как во французском, так и русском языках присутствует традиционное свободное словосочетание «vieille coquette» (старая кокетка). Однако при концептуализации женщины большую роль играет параметр возраста, который так или иначе находит своё отражение во фразеологическом составе языка. При номинации немолодой женщины в обоих исследуемых языках метафорически подчёркивается тот факт, что в пожилом возрасте женщины не способны ни производить потомство, ни много работать. А воплощением этого элементарного смысла во французской фразеологии стал зооморфный образ «лошади» в качестве характеристики немолодых, но темпераментных женщин:

·        cheval de retour                                     престарелая кокетка

    (букв. - старая лошадь)

Следует отметить, что в русском языке есть ФЕ со сходной образной основой: «старая кляча». Эта единица выступает в русском языке как стереотипный образ для номинации непривлекательной, усталой женщины, неспособной выполнять какую-либо работу, непригодной к произведению потомства (Лингвокульторологический словарь, 2004, 119). Т.о., можно констатировать совпадение в трактовании данного зооморфного образа в двух языках.

Во французской фразеологии есть ещё один пример с близким значением:

·        vieille peau                                            престарелая куртизанка

    (букв. – старая кожа – ср. в русском: «шкура» (груб.-прост.)  –

     проститутка)

В данной ФЕ лексема «peau» (кожа) метонимически обозначает человеческое тело (как мужчины, так и женщины), следовательно, ФЕ может употребляться и для характеристики немолодого мужчины (значение «потрепанный ловелас»). Данная единица имеет синоним «vieille couenne» (букв. – старая свиная кожа), которая, в основном употребляется для характеристики мужчин. Очевидно, что обе вышеприведенные ФЕ несут явно выраженное пейоративное стилистическое значение, которое еще усиливается во втором случае в силу сильнейшей эмоциональной нагрузки сравнения «человек – свинья».  

Проведя анализ ФЕ тематической группы со значением «куртизанка» очевиден вывод о сходстве отношения двух наций к номинируемому понятию, т.к. и во французском языке, и в русском ФЕ подгруппы «куртизанка» в наши дни присуща явная отрицательная окрашенность.

Концептообразующий признак морального аспекта в поведении женщины во французской лексике представлен чрезвычайно детально, особенно в обозначении «дурной» женщины.

В доказательство всему вышесказанному можно привести следующий список лексических единиц, не все из которых являются ФЕ, но целесообразность его приведения в рамках данной статьи заключается в том, что он наглядно демонстрирует принцип различного подхода к оценке поведения мужчины и женщины во французском обществе:

 

Анализ вышеприведённых примеров позволяет констатировать абсолютное преобладание в обоих языках стилистически маркированных эмоционально-оценочных интерпретирующих слов, характеризующихся ярко выраженной эмпатией «мужского взгляда» на объект номинации.

         Эмоционально-оценочная интерпретация женского образа опирается на сильнейшую мужскую эмпатию. Практически все номинации женщины созданы как результат направленного на нее со стороны «мужского взгляда». Мужской взгляд и мужское представление о пользе, целесообразности, красоте наложили свой отпечаток и на внутреннюю форму отдельных слов и словосочетаний. В любой из своих семантических ипостасей человеческое существо женского пола не имеет абсолютного значения. Ценность концепта «женщина» релятивизирована относительно мужчины, и его значение семантически не выделяется без опоры на этот актант.

Примечательно, что такие эмотивно-окрашенные номинации, благодаря широкому спектру содержащейся в них оценочности, способны не только подробно описывать мир, но и жестко регламентировать поведение как самой женщины, так и других людей по отношению к ней.

Представляется несомненным, что интерпретирующие эмоционально-оценочные слова обладают способностью не только отображать концептуальную сферу носителей языка, но и отчасти программировать и регулировать их социально-ролевое поведение. Метафорическая, эмоционально-насыщенная стилистически маркированная лексика – сильный рычаг управления поведением человека, который не желает, чтобы столь мощный языковый заряд был направлен против него лично. В связи с этим уместно говорить не только о влиянии культуры на отношение к языку, но и на наличие обратной связи, о возможности для языка выполнять функции  регулятора культурной жизни личности и общества.

         В случае обозначения женщины и связанной с этим проблемой женского самоопределения и идентификации женской личности роль языка в его воздействии на культуру оказалась огромной. Об этом свидетельствует  борьба с языком со стороны феминистских организаций, вызванная к жизни фактами языка в его социально-программирующей функции, а именно – языковыми метафорами женщины.

Феминистки издавна проявляли большой интерес к языковым проблемам. Их анализ подвергает критике культурный дискурс в плане истории  и современности и выявляет в разных культурах одни и те же патриархальные парадигмы женщины как сверхъестественного существа, женщины как объекта потребления и эксплуатации в семье и обществе, женщины как человека второго сорта, существа, не озаренного светом духовности. Стереотипы поведения женщины в экономической, политической, социальной и частной жизни, как оказалось, не проистекают из естественных склонностей женщины, но воспитываются, прививаются, насаждаются в женщине всем культурно-языковым укладом общества.

Вряд ли можно отрицать, что образ женщины – выраженный ли текстами, или запечатленный в зрительном ряде – один из базовых отличительных признаков той или иной культуры, одна из основных ценностей данной культуры и концентрированное сгущение ее духовного потенциала. Женский образ – мощная культурная метафора: от возвышенного поэтического образа прекрасной дамы, романтической возлюбленной до низкого образа женщины-вещи, объекта потребления, – весь спектр женских персонажей в культуре европейских народов представляет собой глобальную проекцию внутренних переживаний человека вовне, комплекс представлений  о собственной природе, отчужденных сознанием человека, мифологизированных и перенесенных на свою «вторую половину». Культурообразующая метафора женщины формируется под воздействием сильнейшей эмпатии со стороны мужчины – творца патриархальной культуры. Интериоризация женской культурной мифологии самой женщиной  (т.е. послушное со стороны женщины следование тем житейским стереотипам, которые на основании этой мифологии формируются), может оказаться  губительным для ее личности и судьбы. Иными словами, культурная парадигма женской личности устроена таким образом, что создаваемый языком и культурой ее собственный образ не отвечает необходимости аутоидентификации и не функционирует в ее собственном вокабуляре. Идентифицируясь с той или иной мифологемой женщина не обозначает самое себя, а лишь отягощает собственный образ массой коннотаций, закрепленных за этой мифологемой обращенным со стороны мужским взглядом. Многое говорит о  том, что эта коллизия зарождается глубже того уровня, на котором существуют произведения литературы и искусства – а именно, на уровне языка.

        Радикальный феминизм 70-х годов сделал абсолютно безрезультатную попытку переформулировать понятие «женственность», для чего были пересмотрены дефиниции сниженных женских обозначений обыденного языка. Война радикальных феминисток против идиоматики французского языка закончилась их полным поражением и уходом с культурной сцены. Тем не менее, представление о языке (дискурсе) как основном средстве, источнике и гаранте социального порядка (в данном случае – несправедливого) сохраняется и развивается французской школой феминистского психоанализа. На примере конфликта феминизма с языком мы можем видеть, как происходит взаимная поддержка и подпитка языка и культуры, как отражаются друг в друге культурообразующие факторы и факторы языка, как они взаимно  влияют друг на друга и как обретают в исторической перспективе общие концептуальные корни.

 

Литература

1.   Гак В.Г., Ганшина К.А. Новый французско-русский словарь. – М., 1997.

2.   Мадариага Сальвадор де. Англичане, французы, испанцы. – Спб., 2003.

3.   Рецкер Л.И. Французско-русский фразеологический словарь. – М., 1963.

4.   Розин В.М. Введение в культорологию. – М., 2001.

5.   Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М.:,  2001.

6.   Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М., 1996.

7.    Фирсова Н.М. К проблеме понятия «национальный характер». – В сборнике: Романские языки и культуры. – М., 2003.

8.   Alain Rey. Dictionnaire des Expressions et Locutions Figurées. – Paris, 2002.

9.   Claude Duneton. Le Bouquet des Expressions Imagées».– Paris, 1990.

 

Ozon.ru - Французские фразеологические словари